Михаил Зенкевич
* * * Толпу поклонников, как волны, раздвигая, Вы шли в величье красоты своей, Как шествует в лесах полунагая Диана среди сонмища зверей. В который раз рассеянно-устало Вы видели их раболепный страх, И роза, пойманная в кружевах, Дыханьем вашей груди трепетала. Под электричеством в многоколенном зале Ваш лик божественный мне чудился знаком: Не вам ли ноги нежные лизали, Ласкаясь, тигры дымным языком? И стала мне понятна как-то вдруг Богини сребролунной синеокость И девственно-холодная жестокость Не гнущихся в объятья тонких рук. 1918 Лора Вы хищная и нежная. И мне Мерещитесь несущеюся с гиком За сворою, дрожащей на ремне, На жеребце степном и полудиком. И солнечен слегка морозный день, Охвачен стан ваш синею черкеской. Из-под папахи белой, набекрень Надвинутой, октябрьский ветер резкий Взлетающие пряди жадно рвёт. Но вы несётесь бешено вперёд Чрез бурые бугры и перелески, Краснеющие мёрзлою листвой И словно поволокой огневой Подёрнуты глаза в недобром блеске Пьянящегося кровью торжества. И тонкие уста полуоткрыты, К собакам под арапник и копыта Бросают в ветер страстные слова. И вот, оканчивая бег упругий Могучим сокрушительным броском, С изогнутой спиной кобель муругий С откоса вниз слетает кувырком С затравленным матёрым русаком. Кинжала взлёт серебряный и краткий - И вы, взметнув сияньем глаз стальным, Швыряете кровавою перчаткой Отрезанные пазанки борзым. И, в стремена вскочив, опять во мглу Уноситесь. И кто ещё до ночи На лошадь вспененную вам к седлу, Стекая кровью, будет приторочен? И верю, если только доезжачий С выжлятниками, лихо отдаря Борзятников, нежданною удачей Порадует и гончих гон горячий Поднимет с лога волка-гнездаря; - То вы сумеете его повадку Перехитрить, живьём, сострунив, взять Иль в шерсть седеющую, под лопатку Ему вонзить кинжал по рукоять. И проиграет сбор рожок весёлый, И вечерами, отходя ко сну, Ласкать вы будете ногою голой Его распластанную седину... Так что же удивительного в том Что я вымаливаю, словно дара, Как волк, лежащий на жнивье густом, Лучистого и верного удара! 1916 Наваждение По залу бальному она прошла, Метеоритным блеском пламенея. — Казалась так ничтожна и пошла Толпа мужчин, спешащая за нею. И ей вослед хотелось крикнуть: "Сгинь, О, насаждение, в игре мгновенной Одну из беломраморных богинь Облекшее людскою плотью бренной!" И он следил за нею из угла, Словам другой рассеянно внимая, А на лицо его уже легла Грозы, над ним нависшей, тень немая. Чужая страсть вдруг стала мне близка, И в душу холодом могил подуло: Мне чудилось, что у его виска Блеснуло сталью вороненой дуло. Август 1918 * * * Ты для меня давно мертва И перетлела в призрак рая, Так почему ж свои права Отстаиваешь ты, карая? Когда среди немилых ласк Я в забытьи, греша с другими, Зубов зажатых скрывши лязг, Шепчу твое родное имя, Исчезнет вдруг истома сна — И обаянье отлетело, И близость страстная страшна, Как будто рядом мертвой тело. И мне мерещится, что в тишь Ночную хлынет златом пламя И, ты мне душу искогтишь, Оледенив ее крылами. 1917 Эх, если бы украсть тебя от мужа Эх, если бы украсть тебя от мужа И ночью, голую, не прошептав "люблю", В кошму закутать, прикрутить потуже, Да припустить коня по ковылю. Лишь свист в ушах. Безудержною скачкой Несись, питомец бешеных степей, - Но пеной, брызжущей с удил, не пачкай Открытых плеч невольницы моей... Уж близок полдень. В зное беркут клекчет, И солончак слепит средь камыша. Привстал скакун, и слышно - сзади легче Добыча бьётся, трепетно дыша. Пора и мне раскинуться привалом, Пусть бродит конь, покинувший узду. И ты забудешь дикую езду, Когда поднимет на восходе алом Венера серебристую звезду. Твои зрачки то полыхнут, то меркнут. Я поцелуем пью с ресниц слезу. И тенью, точкою скользя внизу Под солнцем, словно торжествуя, беркут Мрачит железным клёктом бирюзу... Но тщетно тешусь грёзою преступной: Очнувшись, слышу ваш надменный смех И вижу в блеске холод недоступный Роскошных плеч, одетых в шёлк и мех.