bdsmion

Я спешу. До ужаса боюсь опоздать. Занятия как на зло задержались, и я был так раздражен, когда покидал стены университета. Но сейчас, с каждым шагом, с каждым метром вперед, всё внутри вытесняет сладкий трепет предвкушения. Быстрее. Быстрее. Некогда караулить лифт, вверх по ступеням бегом. Потому что Он ждет.
Просторная уютная комната едва освещена. Он сидит в кресле, положив ногу на ногу. Блики камина скользят по идеально чистой туфле, замершей в воздухе ноги. Сглатываю, изо всех сил подавляя желание опустится на колени и прижаться к дорогой коже обуви губами.
– Ты был хорошим мальчиком, Адам?
У меня перехватывает горло.
– Я не слышу.
– Я… Я не сдал контрольный срез по политологии…
– Что я говорил тебе об учебе?
– Чтобы я старался…
– И ты не исполнил этого.
– П-прости…
– Прощу. Но ты ведь понимаешь что заслужил.
Опускаю голову и мямлю что-то.
– Громче, малыш. Что?
– Наказание…
Мне хочется плакать. Но не от того, что ремни туго стягивают запястья и лодыжки, прижимая к холодным трубам. И не от того, что сейчас последует.
…а потому что я предал Его доверие.
По моей спине скользят пальцы. Медленно и вывернуто бережно.
– Повтори то, что я говорил, Адам.
Я знаю, что наказание начнется с первым моим словом. Вдыхаю поглубже и:
– Ты говорил, чтобы я хорошо учился… – первое касание лезвия почти обманчиво. Можно и не почувствовать, если бы не загоралась следом кожа – Ч-чтобы не получал низкие баллы… – следующий порез почти рядом и оттого намного больнее, чем мог бы быть, всхлипываю – Чтобы…я не пропускал…занятия… – еще один росчерк лезвия и меня продирает дрожью, сдавленно мычу – Ммм… Что… Что ты не будешь проверять сам, а д-доверишься мне…
Лезвие замирает. И быстрым, чистым рывком рассекает кожу поперек уже сочащихся кровью царапин. Мой болезненный стон звучит очень громко. На глаза наворачиваются слезы. Я пугаюсь разозлить Его еще больше и с силой прикусываю губу. А Он медлит…
– Ты не оправдал моего доверия.
– Прости… Пожалуйста, прости меня.
– Почему я должен?
– Потому что этого больше не повторится… Я обещаю, пожалуйста…
И в тот момент, когда мне неизбежно кажется, что сейчас прогремит Его прохладное «Нет» – Он кидает лезвие на стол. Молча. У меня обрывается что-то в груди. Что-то больно-больно сжимается внутри и по щекам вновь текут слезы. Только не уходи… Только не… Дергаюсь, пытаясь повернуться.
– Пожалуйста! Пожалуйста! Я обещаю! Я больше никогда не допущу… Я сделаю всё, что ты скажешь… Буду вести себя как ты велел.
В тишине, дрожащей после моих громких слов, Он, наконец, прикасается ко мне. Прижимается губами к свежим разрезам…
И меня окатывает жаром. Предательский трепет с головой выдает мою реакцию, мое удовольствие. Следом за губами – язык – и я не сдерживаю стон. Запрокидываю голову, слезы застилают глаза. Мне так хорошо от этой боли и Его щемящей нежности.
Так хорошо…
Хорошо… до одури…
Скрепят ремни, щелкают карабины. Он подхватывает меня, когда мои конечности уже сводит судорогами. И прижимается к губам. Боже, да, пожалуйста…
Ладони скользят по моему телу, воспламеняя влажную кожу. Ничего не могу поделать с дрожью, прошивающей до самых кончиков пальцев. Я дышу с Его губ. Слышу, вижу и чувствую только Его прикосновениями. Он поит меня собой как самым крепким виски – и я готов захлебнуться.
Я хочу захлебнуться.
И нежностью. И жаром.
И бесконечно густым, алым удовольствием, плавящим до костей.
Его горько-терпкой похотью.
Я готов целовать Его ноги.
Снова и снова, всю мою жизнь.
Дрожать от Его власти.
Я так сильно Его…
Стрелка настенных часов переваливает за десять. Я опоздал на комендантский час в кампус. Но наплевать…
Он снова садится в кресло. Тщательно следит за тем, как я одеваюсь, обуваюсь. Не хочу уходить. Хотя бы один раз остаться здесь, хотя бы раз проснуться в Его постели… И Он слышит мое жалкое, тихое, отчаянное:
– Джеймс…
Но просьбу обрывает на полуслове.
– Разве я не говорил тебе не называть меня по имени?
– Говорил…
– Не нужно переходить рамки, малыш.
Киваю. Опускаю голову низко-низко. Чтобы контрольным в висках взорвалось:
– Передавай привет отцу.

Ты сидишь напротив меня. Куришь. Повзрослевший. Холеный. Красивый как дьявол.
Боже, сколько же лет прошло…
Ты отвечаешь мне сам, в вязи твоих слов вспыхивает «двадцать». Двадцать лет? Как много. И как…
Двадцать – это два и ноль. Как мы с тобой, и то – что я без тебя. Занимающий самую высокую карьерную ступень, имеющий тройку особняков, машины, самолеты. Красавицу жену, троих детей. Я – ноль.
А ты?
Двадцать лет. Скоро закончат школу наши дети. Я видел его, твоего сына. Он – точно ты. Настолько ты в юношестве, что мне стало дурно. Мне вообще всегда делалось дурно. От тебя и без.
Сидишь напротив. Куришь. Поправляешь манжет своего дорогущего пиджака. У меня таких целый гардероб. Но на мне ни один из них никогда не будет сидеть вот так. Потому что твоя красота – просто незаконна. Ее нужно запретить в этой стране. Я ведь могу, ты знаешь? Хах.
Я не слушаю, что ты говоришь. И ты, конечно же, знаешь это, ухмыляешься. И говоришь уже нечто, что меня, несомненно, заинтересует.
Шея под белоснежным воротом сорочки манит и раздражает. Так, чтобы дернуть чертову ткань и с силой сжать. Вот так. Чтобы синь.
Сними костюм, он не нужен, не понадобится нам.
Знаешь, с чего я начну? С твоего наглого рта. Веревка послушно ложится в мою ладонь и обвивает твою шею идеально. Знаешь, сколько я мечтал об этом? Знаешь, сколько желал? Не знаешь. Но я покажу тебе.
Ты дергаешься, вскидывая на меня свои бесстыдные глаза. Мычишь, сжимая зубами веревку. Но я не разрешал тебе разговаривать. Пусть тычок под колени служит тебе наказанием. Это – тоже то, чем я бредил все эти годы. Ты передо мной на коленях. Не послушный и покорный, совсем нет. Такой же дерзкий и даже глядя на меня снизу вверх – хозяин положения. Знаешь, мне хочется поставить тебя в коленно-локтевую и поэтому тоже. Но пока – только узлы и натяжки на твоем теле.
Почему я не подумал взять темную веревку? Она бы пошла тебе больше.
Я затягиваю узел за твоей спиной сильнее и ты снова мычишь. Неудобно? Может быть, тебе больно? От осознания этого у меня потеют руки. И я срываюсь, светлые тяжи ложатся друг на друга, в замысловатые узоры, больше и больше, туже. Вот теперь ты точно испытываешь боль. Но не такую сильную, как мое возбуждение.
Мне почти не хочется останавливаться, но я любуюсь тугими и красивыми ромбами, расчерчивающими твое тело.
Ты – моя прекрасная рыбка.
С глазами, из которых ушла дерзость.
Вот так.
Вот так…
Я проведу по твоей щеке раскрытой ладонью. Ласково. Ты молодец. Сейчас – молодец.
Но где ты был эти гребаные двадцать лет?!
И твои губы раскрасит ярким. И шею и плечи. И кожу под вязкой, уже раскрасневшуюся. И твои мягкие волосы по паркету. Светлые на темном. И мычание, которое почти уже крик. И много-много-много всего еще…
Как же я хотел, как же долго ждал…
Знаешь…!
Не знаешь. Одергиваешь рукав пиджака, легким щелчком отправляешь сигарету в пепельницу. Поднимаешься с кресла. Протягиваешь мне руку.
– Было приятно увидеться с тобой, Джеймс. До встречи.
– Д-да…
Встречи, которую я буду ждать еще десяток лет. Но ты улыбаешься уголком губ, закуриваешь снова, и я понимаю – это взаимно.