bdsmion

Глава VII. Блог Нелли Авериной. Пост III

23 апреля 2012 года
Москва, Россия

Ну вот, теперь можно рассказать и том, как формировалась моя тематичность. Я слышала – и читала – что некоторые (не знаю, насколько многие) тематики пришли в Тему в результате… по-моему, это называется на научном языке «эротизация домашнего насилия». Кто – со стороны мужа (не знаю, было ли со стороны жены… хотя, наверное, жёны бывают разные). Кто – со стороны родителей.

Что-то вроде защитного механизма. Типа «стокгольмского синдрома», только не к насильнику (этих не слышала, чтобы тематики любили), а к насилию. Боли, насилию и унижению.

А вот я пришла в Тему по ровно противоположной причине. Потому, что у меня в семье не было никакого насилия вообще. Ни психологического, ни, тем более, физического. Я с самого рождения была любимой дочкой – у отца и мамы; а уж когда папа погиб и я осталась единственным светом в окошке у мамы (как она ни старалась, но больше иметь детей она уже не могла, да и с мужчинами отношения не складывались) – и подавно. Мне во всём потакали, баловали… в общем, я как сыр в масле каталась. Во всех смыслах.

Мама, несмотря на свою огромную занятость на работе, очень хотела родить ещё. Минимум одного, но лучше – двоих. Её вдохновляла подруга – директор небольшого туристического агентства. И преуспевающая бизнес-вумен, и счастливая мама троих очаровашек. Но… после моего появления на свет вердикт врачей был неутешителен – рожать она больше не сможет. Она и в Европу ездила, и даже в Штаты – безрезультатно. Никто даже не брался за лечение.

В общем, безнадёга полная. Ей оставалось только… в общем, понятно, что. Церковь ей оставалась. Русская православная церковь в версии Московской патриархии. Мама моя – типичный Овен. Эмоциональная, увлекающаяся… Огненный знак, что поделаешь Вот и двинула в православие со всей мочи. Ну, и меня с собой потянула. Куда ж без любимой дочи-то…

И понеслось. Окрестила она меня… лет в шесть, наверное. Или в семь? В общем, не помню точно. Потом стандартный букет. Богослужения, воскресная школа, молитвы, посты… Странно, но любой пост – даже самый строгий – я переносила очень легко. Видимо, чревоугодие – всё-таки не мой грех.

Молитвы… не знаю, я их читала как-то автоматически. Ничего не чувствуя. То есть, совсем ничего. И никого. Богослужение… сначала интересно было. И красиво. Православная литургия – всё-таки очень красивое действо. И со священником повезло. Был он… благодатный очень. В смысле, благодать Божия от него реально исходила.

Потом, правда, надоело. Всё одно и то же. И иконы эти везде… Ну что они на меня так пялятся? Неприятно даже. И потом – ну что за издевательство над народом? Ну зачем всё время стоять? Вот у католиков и протестантов всё цивилизованно. Современно. По-человечески. Скамейки хотя бы Хотя хотелось бы помягче скамейки, конечно. Как в том же Лондоне.

Но всё это… как-то мимо меня прошло. Тем более, что лет в девять… или в десять? Опять не помню. В общем, я взбунтовалась и заявила, что хоть режь меня, хоть ешь меня, а в храм православный я больше ни ногой. И в католический костел тоже. И в протестантский молитвенный дом. И в мечеть. И в синагогу, если уж на то пошло. Хотя, понятное дело, кроме храма православного мене не то, чтобы не тащили никуда, но и не пустили бы. При всей маминой любви и терпимости к моим выходкам.

Поэтому всё вышеперечисленное не оказало на меня ровно никакого влияния. Ни на мою духовность, ни на мораль/нравственность, ни тем более на возникновение у меня тематичности. А вот православная литература… это совсем другое дело.

Я очень рано начала читать – мне, по-моему, ещё и трёх лет не было. И – к величайшему маминому удивлению, сказки детские меня почему-то не заинтересовали совсем. А читала я… Бог мой, что я только не читала (кроме сказок конечно – они просто в меня не лезли). Хотя нет, сказки я всё-таки читала. До дыр зачитала «Азербайджанские народные сказки».

Изумительный такой том рубинового цвета. Пятьдесят лохматого года издания. С совершенно потрясающими иллюстрациями. И не менее потрясающим текстом. Как мама мне позволила ЭТО читать, до сих пор ума не приложу. Наверное, купилась на то, что это сказки. И не удосужилась почитать. В общем, основы своего сексуального образования я получила читая эти самые сказки. Лет так в восемь. Темы, правда, никакой там и в помине не было.

Итак, что же я там читала в три-четыре-пять лет? Даже самой интересно вспомнить… А. вспомнила. «Троянские сказания». Из серии «Литературные памятники» (мама где-то на барахолке по дешёвке всю серию приобрела). «Историю жизни на Земле» (ох, какие же там были картинки всяких там динозавров – «Парк юрского периода» нервно курит в сторонке). «Земноводные и пресмыкающиеся». «Плутонию» и «Землю Санникова» Обручева. Потом пошла уже вся библиотека приключений. Библиотека научной фантастики. И всё такое прочее.

Но всё это тоже никак не повлияло на мою тематичность. А более всего повлияло… сейчас уже и не помню, как называлась та православная книга. Помню только то, что поразило меня до глубины души. Необходимость страданий для спасения души.

Автор книги утверждал, что боль и страдания (и физические, эмоциональные) совершенно необходимы для спасения души и попадания в Царствие Небесное. Что туда попадают только или мученики (кто умер за веру христианскую), либо исповедники (кто страдал, но остался жить). А все, кто не страдал (или недостаточно страдал) в этой жизни, в Ад пойдут. И такую картину Ада нарисовал, что… в общем, мне туда очень сильно не захотелось. Потом всё детство кошмары снились. И значительную часть молодости тоже.

Может, он не совсем то говорил… или даже совсем не то.. но знаете же чувствительную детскую психику. Неважно, что он написал; важно, что я в ней прочитала. Прочитала… и тут же заметила, что мама моя, меня балуя и всё мне позволяя (распустила она меня, конечно, до чёртиков) ведёт меня прямиком в Ад. Куда мне очень, очень, очень не хотелось.

Лет до… двенадцати (или тринадцати?) я понятия не имела, что мне со всем этим делать. Ну где и как девочке допубертатного возраста получить боль и страдания? Дома это маме и в голову не придёт; школа у меня была такая, что распусти кто руки (или даже начни пси-террор), вылетит из школы обгоняя звуки собственного визга. При конкурсе десять человек на место в любом классе дирекция могла себе это позволить.

А потом всё изменилось. В одну из квартир в нашем подъезде переехала мама с дочкой на пару лет старше меня. А поскольку я всегда была старше и мудрее своего хронологического возраста (мне кажется, я так и родилась – сразу взрослой)… мы очень быстро с Лексашкой подружились. Мамы вот, правда, наши общего языка так и не нашли. Может, оно и к лучшему оказалось.

Ибо у Лексашки и ей мамы Надежды была Тайна. Ну, на самом деле, не очень-то и тайна… хотя, если бы органы опеки узнали, то у мамы могли бы быть неприятности. Серьёзные неприятности. Очень серьёзные неприятности.

Ибо мама Надежда свою дочку порола. Ремнём. Регулярно. Минимум раз в неделю. Летом ещё и розгами. И крапивой наказывала. И на горох ставила (или этот гречка была?). Впрочем, само по себе это не было чем-то из ряда вон выходящим. По статистике (эх, надо было ссылку сохранить) телесные наказания детей в той или иной форме практикуются примерно в каждой третьей российской семье. Да-да, именно так. В каждой ТРЕТЬЕЙ.

Необычными – и удивительными – были отношения мамы и дочки. Очень близкие, тёплые и доверительные. И потому счастливые. Наверное, потому, что эти наказания – пусть и внешне весьма жёсткие – мама… да нет, обе они обставляли так, что… в общем, это очень их сближало. Были просто не разлей вода. Мама – лучшая подруга дочки; дочка – лучшая подруга мамы. Какой там трудный возраст, нафиг… Ничего подобного и близко не было.

Даже решение о порке они приняли.. как-то спонтанно. Причём вместе. Они обе почувствовали… когда ей было лет двенадцать, что начали отдалятся друг от друга и что жизнь дочки становится… в общем, начала она сбиваться с того пути, который они обе для неё проложили. И которого оба очень хотели. И чтобы её на этот путь вернуть, они решили, что Лексашку нужно постоянно корректировать. Наказанием.

Каждую неделю они обе подводили итоги поведения дочки, составляли список её прегрешений, потом вместе определяли наказание. Справедливое наказание. Впрочем, даже, наверное, не наказание, а… наверное, правильно это было назвать именно корректировкой поведения.

Мама умело чередовала «статику» (гречку, то есть) и динамику (порку ремнём). Причём лупила сильно – чтобы это была не игра, а самое настоящее наказание. Благо в юности занималась волейболом вполне серьёзно (даже в сборные там какие-то входила). Да и на гречке Лексашка стояла… долго.

Я слушала Лексашку и думала, что я хочу именно таких вот отношений с мамой. К сожалению, это было совершенно невозможно. Поэтому мне оставалось только мечтать. И читать теперь уже совсем другие книги.

В отличие от, наверное, большинства тематиков, от «классики» - то есть, де Сада с Захер-Мазохом - я была не в восторге. Совсем. Даже до конца не дочитала. Бросила где-то на первой трети. Первый – просто грязь несусветная; второй же… Ну как можно одну и ту же мысль тупо повторять на ста пятидесяти страницах? «Историю розги» я бросила ещё раньше. Сборник исторических анекдотов – причём даже не смешных.

По-настоящему меня «зацепила» только «История О». В уже, конечно, более старшем возрасте. Мне было… уже шестнадцать, по-моему, когда я её прочитала. Поэтому воспринимала я её уже не как ребёнок, а уже как девушка. Хотя сексуального опыта к тому времени у меня ещё не было.

Я читала про О и чувствовала… нет, не сексуальное возбуждение. Ибо моя сексуальность… не знаю, как это объяснить, но она очень быстро начала сублимироваться во что-то тематическое. Наверное, потому, что ещё в детстве слишком много православных книг начиталась. Про смертный грех похоти и всё такое прочее. И про необходимость физических и психологических страданий, смирения и подчинения. В общем, наверное у меня тоже произошла эротизация (куда ж без неё). Только не насилия (которого не было), а страданий и унижений (которых мне хотелось с самого детства).

Я чувствовала… нет, была абсолютно, непоколебимо уверена, что живу какой-то очень грешной жизнью, и что если я не найду способ встать на путь страданий и… да, наверное, искупления болью и страданиями своей праздной жизни, то… шансов на спасение души и Царствие Небесное у меня не будет. Совсем. Только вот совсем не понимала, как же, блин на этот путь встать-то… Даже как и где его искать, путь этот, я себе представляла слабо. Точнее, совсем не представляла.

Мне очень, очень, очень сильно, просто до безумия хотелось жить, как О. Чтобы со мной обращались как с ней – жестко, жестоко и безжалостно. Чтобы меня унижали. Пользовали. Как вещь. Чтобы боль, страдания и унижения стали неотъемлемой частью моей жизни. Каждого моего дня. Только так я могла искупить свой грех.

Грех сытой, комфортной и спокойной жизни. А со временем… со временем тема греха (с маленькой буквы тема) как-то незаметно уплыла куда-то. И осталась только непоколебимая уверенность о необходимости ежедневной боли, страданий и унижений. Просто потому, что так надо. Необходимо. Потому, что это правильно. Именно правильно.

Видео. Тематическое видео, то есть. Благо в эпоху высокоскоростного Интернета качай не хочу и смотри не хочу. Понятное дело, я и качала, и смотрела. И до сих пор и качаю, и смотрю. Но смотрю как-то… без особого возбуждения. Я могу по пальцам пересчитать клипы, которые произвели на меня действительно сильнейшее впечатление. Причём отнюдь не сексуальное. А чисто эмоциональное. Зато какое!

Причём все без исключения – отрывки из художественных кинофильмов. БДСМ-порно я не воспринимаю. Совсем. Нет, воспринимаю – но исключительно как оскорбление моих эстетических чувств (в Думе, кстати, соответствующий закон воспринимать не собираются?). А жаль. Закон-то действительно очень полезный. Всяко лучше, чем разную хрень городить…

Итак, клипы. Все из малоизвестных кинофильмов. Первое место – венгерский фильм «Без надежлы». Чёрно-белый. Потрясающий фильм несравненного Миклоша Янчо. 1965 года, заметьте. Критики включили его в список ста лучших фильмов ХХ столетия. Было за что.

Там есть сцена, где голую девушку прогоняют сквозь строй за пособничество повстанцам (действие происходит в 1849 году – после подавления венгерского восстания). Я этот клип часами могла смотреть. Представляя себя на месте героини.

Боже, как же мне хотелось – и до сих пор хочется – вот так. Чтобы офицер (ну что тут поделать, фетиш у меня на военную форму) мне приказал раздеться догола. Раздеться – перед похотливыми взглядами солдат и – гордо и величественно идти голой к месту экзекуции.

Единственное отличие – я не хочу унижаться и бегать, как героиня фильма. А гордо и спокойно идти через строй. Чтобы меня секли – нет, били. Со всей мужской, солдатской силы били толстенными розгами. Или, наоборот, тонкими. Так больнее. Нет, лучше шпицрутенами. Это – если кто не знает – длинный такой гибкий прут из лозняка (ивового кустарника). Как раз для прогона сквозь строй его и использовали по всей Европе. Аж три столетия – с 17 по 19 век. И в России, тоже. Шведы изобрели, надо отметить.

Били по спине, ягодицам, бедрам, рукам, плечам. Ну, и по грудям, конечно. Особенно по соскам. У меня они большие (спасибо маме и природе), а ареолы крупные и яркие. Очень удобно сечь. Били до потери сознания, как минимум. Хотя я и умерла бы с удовольствием под шпицрутенами. Очень красивая смерть. ИМХО.

Эх, не реализовать это в современном политкорректном мире. А жаль…

Второй фильм. Этот вообще никто не знает. Dandelion Crown. «Венок из одуванчиков», то есть. Почти короткометражный (41 минута). Сделан сразу для видео (DVD, то есть), минуя «большой экран». Режиссёр – голландец Клаас Рустикус. Ох, какая же там божественная литургическая церковная музыка! Хотя фильм… более антихристианского фильма найти трудно. Но я люблю его не за это (хотя на церковь у меня аллергия давно и прочно).

Дело в том, что там есть сцена (даже две аналогичные сцены)… впрочем, я лучше расскажу, что я хочу. До безумия хочу.

Я хочу, чтобы меня силой (обязательно насильно) привели к столбу для порки. Заставили поднять вверх руки. Сняли платье (мне очень нравится, когда меня насильно раздевают – лучше вообще одежду срывают). Спустили и сняли трусики (лифчика на мне нет и не должно быть). Кстати, и в реальной жизни я без лифчика обхожусь довольно часто. У меня хоть и совершенно естественная четвёрка, но крепкая и упругая. Стегать ну просто очень удобно.


Я хочу, чтобы меня привязали к столбу – за запястья поднятых рук, талию и лодыжки – к столбу для порки. Только обязательно лицом к палачу, а не спиной. И долго – до потери сознания (у меня эта фантазия лет с шестнадцати) пороли длинным и тяжелым кнутом. В реальности меня кнутом таки пороли стоя (совсем недавно, кстати). Правда, покороче и полегче, чем в фильме. И не так долго. Но очень и очень больно.

И не у столба, а на андреевском кресте. И спиной к садисту. Но тоже почти до потери сознания. Правда, всего единожды. Верхний сам чуть сознание не потерял – так мне спину и ягодицы разукрасил. И бёдра тоже. Повторить просто струсил, хотя я была и не против. Тем более, что на мне заживает как на собаке – дней через десять меня снова пороли. И пребольно. Но уже совсем другой верхний.

И, наконец, третий фильм. Этот, наверное, знают уже все. Ну, или почти все. «Призраки Гойи». Там есть сцена, где голую героиню инквизитор поднимает на дыбу. Чушь, конечно, полная – во времена Гойи инквизиторы уже не пытали. А голыми женщин инквизиторы не пытали нигде и никогда. Христианская мораль, знаете ли. Перед пыткой переодевали в серую рубаху до пят. Из мешковины. Поэтому, кстати, женщин инквизиторы никогда и не секли. Нагота женская в табу. Ибо считалась аморальной.

Но мне всё равно очень хочется на дыбу. Голой. Я, конечно понимаю, что это нереально ибо не БРД… но всё равно хочется очень. И чтобы меня… и пороли, и прижигали свечами (не воском, а именно пламенем), и зажимы на соски ставили. В общем, по полной программе.

Ладно, хватит о кино. Поговорим о чем-нибудь более интересном. О сексе. Вам же это интересно в первую очередь, так ведь? Когда всё это началось, с кем, при каких обстоятельствах… Будет вам секс.

Ласкать себя я начала лет в четырнадцать. Но мне это как-то было… одиноко. И потому неинтересно. Так что мастурбировала я довольно редко.

«Первый опыт борьбы против потных рук»… Так, кажется, поёт мой любимый Наутилус Помпилиус? Потных рук не было. Руки были дурные. Нет, мальчик-то был хороший… даже очень хороший… только руки точно не оттуда у него росли. И с головой было не фонтан. Нет, онт старался, конечно, но всё у него выходило как-то не так.

Понятно, что влагалище я ему не дала. Дарить свою девственность этому перцу? Увольте. Оральный секс был ужасен. Просто кошмарен. Хорошо хоть анальный относительно неплох. Но только потому, что мне было больно. Очень больно.

Я не помню, я раньше говорила, что я би? Нет? Ну, тогда скажу сейчас. Меня всегда… не то, чтобы возбуждало (хотя и не без этого)… скорее, восхищало и мужское, и женское тело. Поэтому мне хотелось и мальчиков, и девочек. Так сказать, и нашим, и вашим. И сразу честно скажу – я не понимаю, что такое любовь. Ну вот не понимаю, и всё. И моногамные отношения не понимаю. И о семье… даже думать не хочу о семье. Тем более, о детях.

А вот экспериментировать в сексе мне нравится очень. Чисто из исследовательского интереса. Тем более что мама моя… скажем так, очень реалистично смотрела на всё это. Когда мне исполнилась четырнадцать, устроила мне просто идеальное домашнее секс-образование. Всё рассказала, снабдила книгами, познакомила с врачами… в общем, подготовила как надо.

Первый эксперимент вышел жутким комом. Настолько жутким, что я потом год парней и видеть не могла. Не то, что с ними спать. И потому переключилась на девочек. Впрочем, не совсем на девочек. Или даже совсем не девочек. Моей первой любовнице – звали её Настя – было аж 27 лет. Мне же всего 16. Но эта разница в возрасте вовсе не мешала нам очень славно кувыркаться.

Очень кстати Настя оказалась весьма тематической девочкой. Правда, свитчём. Причём порола её верхняя (Настя совсем лесби) так, что… в общем, когда она мне следы после сессии показала, я сначала ужаснулась. А потом захотела такие же. Но Настя была девочкой незатейливой и поэтому просто порола меня ремнём. Когда ей хотелось и сколько ей хотелось. Не обращая никакого желания на мои желания, извините за каламбур.

Мне это очень нравилось. Быть в любой момент готовой покорно оголиться от пояса до колен (Настя любила хлестать и по бёдрам тоже) и получить свою порцию ремня (никаких других дивайсов она не признавала). И ни по каким другим местам не порола.

Встречались мы с ней… не то, чтобы очень часто. Поэтому порка у меня бывала не чаще, чем раз в две недели. Мне этого было мало, даже очень мало, но… с Настей я оказалась неожиданно для себя моногамна. И тематически тоже. Я просто не могла подумать ни о ком другом, кроме неё. Нет, это была никакая не любовь. Просто подростковая привязанность к первому сексуальному партнёру. Кстати, секс был очень даже неплох. Как активный, так и пассивный.

Конечно, мы расстались. Это было неизбежно, как день меняет ночь. На прощание Настя сказала мне, что Тема мне просто необходима. Причём по полной программе. Жёсткий СМ, ДС… и всё такое прочее. Америку открыла, называется. Как будто я сама этого не знала.

И всё-таки кое-что важное она мне сообщила. Сказала она мне, что моё би – это блажь. Результат психологической травмы от мальчика. Что надо мне на мальчиков ориентироваться. И в Теме тоже.

«Тебе нужен стыд» - сказала она. «Очень нужен. Просто необходим. А стыд – это мужчины и публичность. Поэтому перестань дурить и ищи себе нормального верха мужского пола. Что же касается публичности, то придёт время – и это произойдёт само по себе».

И как в воду глядела. Действительно произошло. Причём при самом активном участии Насти, неожиданной яркой вспышкой вернувшейся в мою жизнь Но произойдёт это через почти три долгих года.

А пока… пока я решила последовать совету Насти. Но как только мне стукнет вожделённые восемнадцать. «И стегай меня везде – восемнадцать мне уже».

Оставалось ждать менее полугода. Что произошло потом – об этом в моём следующем посте. А пока - Чао!