bdsmion

Инструкция по технике безопасности при оральных ласках со Снегурочкой.

На личном примере.

Для начала необходимо напоить Деда Мороза и побольше. Когда он дойдёт до кондиции - можно смело приступать к похищению Снегурочки. Лично я её не похищал по примеру Шурика из "Кавказской пленницы", сажая в мешок, потому что мешок занят и
бдительно охраняется не столько Дедом Морозом, сколько нетерпеливыми получателями подарков! Я предпочёл другой метод, метод заманивания... Пока пьяный Дед искал среди подарков непочатую бутылку коньяка, чтоб догнаться, я подошёл к очаровательной
рыжеволосой Снегурке. Она была в синей шубке, короткой меховой шапочке такого же цвета и в красных сапожках на высоком каблучке. Очаровательная маленькая девушка, ниже меня ростом, худенькая, и такая живая, весёлая, когда участвует в действии или сценке, и спокойная, когда все занялись столом и смешным подтруниванием над неуклюжим Морозом. Я подошёл к ней у светящейся гирляндами ёлочки как раз в такой момент.
- Какая очаровательная у тебя шубка, под стать самой снегурочке! Весь вечер на тебя пялюсь, как на настоящее чудо из сказки. - погладил её по рукаву придавливая ладонь, чтобы почувствовала её сквозь одежду.
Она фыркнула, повернулась ко мне лицом и, увидев добрую улыбку, тоже решила улыбнуться.
- Вам тоже идёт этот костюмчик зайчика!
Я, конечно, не был ни в каком костюме, белая рубашка и светлые брюки. Она шутила и на "Вы", это хорошо...
- Ты решила, что я зайчик?! Блин, это наверное из-за маленького хвостика? - я демонстративно проверил и поправил ширинку. - Он маленький только от холода, а тут жарко, так что ты ошиблась! - и я по-детски показал ей язык.
Она прыснула смехом и, мельком глянув на ширинку, подняла на меня чуть наклоненную голову, прищуренными глазками стала рассматривать мои глаза. Я спокойно выдержал пристальный взгляд и сам пошёл в наступление.
- Тебе наверное сейчас ужасно жарко? Пойдём в другую комнату, где нет гостей, я покурю, а ты сможешь снять шубу и немного остыть. Сейчас возьму тебе что-нибудь прохладительное.
Не дожидаясь ответа, я сходил к столу, взял бутылку шампанского, два бокала и маленькое ведёрко с большими кусками льда. Вернувшись к удивлённой, но оставшейся меня ждать снегурочке, осторожно взял её под локоть и сказал:
- Идём.
Она послушно зашагала своими красненькими сапожками со мной и мы ушли от суеты праздника в дальнюю спальню, где было тихо и освещалось лишь от бра у кровати. Я обошёл кровать и усадил её на правый дальний край, а не ближний к двери левый, так мне было
сподручнее, а она не выразила удивление и не сопротивлялась, показывая усталость и согласие передохнуть от жары и беготни у стола и ёлки. Поставил бутылку с бокалами и ведёрком на тумбочку у изголовья.
- Давай я сниму шубку, - деловито и быстро произнёс я, начиная расстёгивать пуговки. Ей ничего не оставалось, как опять подчиниться. Я старался не давать явного повода для сопротивления. Расстегнув и сняв шубку, отбросив её подле кровати, я мягко, одной рукой опустил её на постель:
- Приляг, сейчас налью шампанского.
Она устроилась на правом локте, подперев свои рыжие волосы над ушком и сдвинув шапочку на бок. Наполнив бокалы, я присел рядом, скинул с неё смешную шапку на валяющуюся шубу и вручил шампанское:
- За праздники и своевременный отдых от них!
Мы чокнулись и оба, не сговариваясь, лишь пригубили. Я нахально провёл взглядом по её чёрному блестящему вечернему платью в блёстках – от лямки на её левом плече и вниз, по её
ножкам, начинающимся под ней, и снова посмотрел на её светящееся лицо. Она улыбалась. Это было замечательно, то, что и требовалось.
- Тебе всё ещё жарко? Давай-ка я тебе сделаю лёгкий массаж льдом? Ляг повыше на кровати, чтоб бокал на тумбочку могла ставить и мне удобнее было бы.
- Как? - улыбка на её лице сменилась растерянностью, смешанным с негодованием и подозрительностью.
- Да не бойся ты! Ладно, не сопротивляйся, я сам. - и моментально навис над ней всем телом. Быстро взял её за подмышки, развернул и, перетащив, положил головой на подушку. Шампанское чуть расплескалось и выплеснулось ей на руку и одеяло, поверх которого она лежала. Я взял из её руки бокал, поставил на тумбочку, взял большой кусок льда и, сидя на ней, переложив вес на колени, между которыми она теперь лежала, взял её левую кисть в свою правую руку, перевернул ладошкой вверх и левой рукой стал медленно касаться куском льда по мокрым местам на её нежном запястье: как ватным тампоном, но
влага не убиралась, а только расползалась по коже, лаская её своим холодом. А лёд в моей руке продолжал гладить – по предплечью, выше. В локтевом сгибе он поигрался в бура, крутясь и вкручиваясь в ложбинку, одаривая её жёстким холодом в самую мякоть мышц и сухожилий! Проведя ещё вверх и вниз по плечу, я отодвинул от намоченной руки лёд, положил растаявший измельчавший кусок в ведёрко и взял новый.
- А теперь, дорогая моя жаркая снегурочка, животик! - с посмотрел на её лицо, она всё это время следила за моими движениями и за своей расслабленной ручкой, чуть приоткрыв ротик и не шевеля губами. Посмотрела мне в глаза и слегка кивнула.
Я пересел подальше, на её сапожки взялся большими пальцами за край платья и потащил вверх... Передо мной раскрывалась настоящая красота... Голое тело – без чулков на ногах, одними трусиками прикрываемое на самом интимном и не имевшее защитой лифчика. Груди были компактными, не маленькими, но в самый раз для моих ладоней... Захотелось оставить лёд и заняться ими, но прекращать начатую процедуру было нельзя и, оставив скомканное платье выше торчащих холмиков, я приблизил лёд к пупочку. Положил в него и сжал свою руку в кулак, согревая собственные пальцы от излишне недоброго ко мне, но не к ней,
инструмента. Лёд покачивался от движений животика, это было и дыхание моей послушной рыженькой девочки и от её судорожных мелких конвульсивных дёрганий под проникающим по коже и сквозь неё колким морозом. Взяв правой рукой я провёл кусок вдоль тела выше... До грудей протянулась тонкая полоска влаги. Наклонился над животиком и поцеловал над пупком, потом сам пупок, губы смочились водой, я облизал их, почувствовал свежесть и стал лизать сам пупок, сменяя недавнюю холодную наглость льда, горячей наглостью своего языка. Откуда-то сверху, со стороны грудей, по которым теперь гулял мой нахальный лёд,
послышался приглушённый стон. "Значит теперь можно и ниже" - подумал я.
- Как тебя зовут, снегурочка? - громко спросил я.
- Белочка... Ой, то есть Джеки... - тихо прошелестела снегурка.
Я оставил таящий кусочек между грудей, дотянулся до следующего в ведёрке и вернулся к животику, но на этот раз пониже.
Зажав губами, чтоб не мешал рукам, лёд, я аккуратно взялся за резинки трусиков и стал медленно стаскивать их вниз, Джеки приподняла попку, о сопротивлении она и не думала. "Какая порчная белочка", - подумал я, стягивая трусики с сапожек.
Поставив руки вокруг бёдер раскрывшейся мне красавицы, я опустился к её лобку. зажатым в губах куском льда я прикоснулся к нему и поводил из стороны в сторону. Получившаяся мокрая горизонтальная линия показывала длинный минус. Я решил исправить
его и, начав с верха лобка, стал рисовать вертикальную. Холодная линия вырисовывалась всё ниже и ниже. Краем глаза заметил, как вытянутая рука белочки сжала в кулачок постель. я дошёл до складочек и стал раздвигать их льдом в стороны.
Я разглаживал их и гладил, ледяная вода смачивала их и стекала куда-то вглубь между ними. Не остановившись на поверхностной обработке, я губами и уже зубами стал пропихивать лёд глубже. Ощущая во что он упирается и догадываясь о ландшафте под ним, я стал играть с торчавшим над мягкой кожей бугорком, он был упрямым, я смачивал его холодом, я придавливал его, я тёр его по сторонам, но он не убирался никуда и не сгибался, как ложка в ломающих её руках, он пружинил и упрямо выпрямлялся. Я снова и снова давил на него, я сгибал его и морозил, но он снова и снова возвращался в прежнюю форму и ждал новых атак.
Наигравшись с капризным стойким солдатиком и посчитав, что дальше его охлаждать будет для него вредно, я провёл губами лёд ниже... Вот и ещё одна ложбинка, только здесь не рука и ложбинка тут не тупиковая, в ней есть проход. Но мне в проход и не надо, я потеряю там свой кусочек мороза, а он растворится там и пропадёт. Я стал просто играться с самим входом, чуть продавливая холодное тело льда и вынимая обратно. Снова стоны откуда-то сверху, там рыжая белочка испытывает какие-то яркие и контрастные чувства. Чувства, рождённые своим горячим желанием и моим твёрдым и жёстким, но влажным и потому
нежным, холодом...
Ещё немного разгладив складочки, я вставил в отверстие между ними свой мокрый алмаз, позаботившись, чтоб размер его не позволял провалиться вовнутрь, и стал лизать его...
Мокрый, холодный, не сладкий и вообще безвкусный сам по себе, он стал обладать для меня особым вкусом. Вкусом похоти, который испытывала порочная Джеки и которым наслаждался я, используя его и утоляя своё собственное желание игры.
Я лизал этот лёд, придавливая его в портал жаркого пространства желаний, страсти и горячих соков! Я чувствовал холод и ощущал огонь за ним. Я видел, как елозит подо мною попа, как двигаются, сильнее сгибаясь и чуть разгибаясь, ноги развратной и бесстыдной белочки. Языком со льда, я всегда касался кожи вокруг, а иногда и поднимался до вновь горячего
"солдатика", коротко лизнув который, возвращался к своему куску льда. Он растает, он обязательно растает, но сначала...
И я всё лизал и лизал, пока наконец не понял, что язык мой онемел от холода и больше не чувствует мягкую кожу вокруг и не воспринимает насколько остался стойким и упругим тот постовой, что всегда встречает любопытного мужчину, решившего исследовать
недоступные места женщины, превращённой умелыми руками в похотливую и текущую самочку.
Убрав лицо от штурмуемой осаждённой мной крепости, я достал оставшийся кусок рукой, отбросил его в сторону и положил ладонь сверху, накрыв и охлаждаемые недавно, но снова горячие складки, и игрушку-бугорок, и небольшое открытое для меня отверстие. Там, под моей горячей рукой, остатки холода исчезали в пламени похоти, растворялись вместе с водой в соках пошлой снегурочки, белочки Джеки. Дрожь пробежала под моей рукой, ножки стали сжиматься, а из рыжей, запрокинутой на подушке головы, вырвался громкий стон: "Ааааа...".
Я провёл ладонью по мокрому от воды животику, по высыхающим грудям, подобрался всем телом повыше и посмотрел на мою извращенку. Она заметила меня, повернулась ко мне. На её лице я ожидал увидеть радость от удовлетворения, но не это. Она мелко, еле уловимо улыбнулась, скорчила умоляющую рожицу и с мольбой прошептала: "Еще..." Я не был, конечно, против.
Вспомнив о своём обмороженном из-за неё языке, я прильнул к её губам и в долгом поцелуе, просунув свой язык между её губ, стал отогреваться, одновременно расстёгивая на себе брюки, стягивая их с себя вместе с трусами и помогая ей расстёгивать на мне рубашку...

Надо ли кому-нибудь говорить, что язык я свой отогрел? И не только язык. Да и вообще, снегурочку не искали часа два, а нам с ней этого вполне хватило. )

[angel]