bdsmion

А что, если я ее убью? Задушу вот сейчас до смерти? Интересно, почему она мне доверяет… ммм… свою жизнь? Неужели не боится, вдруг я слишком поздно освобожу ее горло?
Ее тело бьется, лицо начинает краснеть. Пытается высвободиться. Напрасно: мои ноги надежно сомкнуты вокруг ее ног, моя правая рука крепко обвила ее талию. Левая по-прежнему давит на горло обратной стороной локтя. Почему меня это так возбуждает? Ее беспомощность или моя власть над ней? Может, и то и другое? Неудивительно, что мой орган давно напрягся и сейчас прижат к ее боку.
Но мне сейчас не до него, так как она стала оттаскивать мою руку от своего горла. Тогда я заламываю ее локти за спину и начинаю давить еще сильнее. Тело ее начинает сильно-сильно биться, окутанное мною. Если я сейчас не отпущу, не дам ей спасительного глотка воздуха, она умрет. Я это знаю. Думаю, она тоже знает. Даю ей еще несколько мучительных секунд удушья.
На мой взгляд, совсем не приятно, когда нечем дышать. Почему ей это кажется прикольным? С другой стороны, она, наверное, тоже не понимает, чем мне нравиться издеваться над ней, связывать ей руки, душить ее, мучить…
Ее лицо совсем красное, тело напряжено и горячо. Горло издает хрипящие звуки. Умудряюсь дотянуться душащей рукой до груди. Касаюсь соска. Она вздрагивает так, словно я укусил его. А что если она умрет вот сейчас, в моих руках, от моей руки? Ведь не может это продолжаться долго. Или я отпущу прямо сейчас, или уже рискую ее жизнью, которую она мне доверила. Хочу ли я рисковать Ее жизнью? Нет.
Я медленно расслабляю левую руку, давящую ей на горло, и она жадно глотает воздух. Дышит очень глубоко и громко, как марафонец после последних метров финишной прямой. Захлебываясь кислородом. Тело ее успокаивается, становиться нежным. Я продолжаю держать ее локти сомкнутыми за спиной, а она уже не пытается их высвободить. Грудь ее вздымается и опускается, словно волны вечернего моря. По щекам текут соленые слезинки. Я целую ее измученную шею. Я готов вечно целовать ее измученную шею…
Наконец она выпутывается из моих, уже не сильно стягивающих объятий и сворачивается в клубок – прижимает колени к животу и прячет голову. Из учебника анатомии я помню, что это поза эмбриона – самая безопасная поза для человека. Она дрожит словно от холода, и я инстинктивно укрываю ее одеялом. Простынь под нами вся съежилась и местами оголила диван. В комнате жарко.
Я глажу ее по волосам и думаю, а вдруг она обиделась, что я так долго душил ее? Вдруг она испугалась… меня? Спрашиваю – улыбается. Говорит: “Тони, все хорошо, но хватит, “лиственница…”

05. 06. 08