bdsmion

Ступеньки выскальзывали из-под ног, - ледяными капканами норовя остановить меня на каждом шагу и не пустить дальше. Пришлось опереться на руку верного помощника, менеджера и, по совместительству, моего первого рекламного агента, без которого все, что сейчас должно было начаться, не началось бы никогда.


Он успокаивающе сжал мои пальцы, лежащие у него на локте, и прошептал : не бойтесь.


Я не боялась. Ни ступенек, ни холода, пронизывающего все сильней, ни огромного дикого разрывающего барабанные перепонки шума, раздававшегося из-за портьеры, отделяющий выход на трибуну от ее внутренних помещений.

Я не боялась. Ни вспышек объективов, ни назойливости журналистов, ни покушений, - был и такой печальный опыт в моей биографии. Ни неудобных вопросов, ни замолчанных ответов, ни злого улюлюкания, ни восторженных аплодисментов.

Я уже давно отбоялась свое, – робко входя в двадцатое по счету издательство и с уже перестающим биться от безнадежности сердцем протягивая редактору свою рукопись. Я отбоялась в дни ожидания, страха, отверженности всем миром, разочарования в себе. Я отбоялась, и теперь мне было почти все равно. Почти – потому что именно на эту встречу наконец-то должен был прийти он.



И именно ради него я застывала в очередной раз перед очередным потускневшим от пыли зеркала в гримерке, - укладывая рассыпавшиеся из-под шляпки локоны, поправляя воротник и сконфуженно сжимая губы, чтобы помада легла ровней. И именно ради него я вообще пошла на встречу и автограф-сессию для поклонников, приуроченную к выходу фильма по моей книге. Книге, посвященной ему.



Портьеры раздвинулись, и звучный голос, проникающий, кажется, во все уголки огромного зала, торжественно провозгласил: «А теперь, дамы, и господа, позвольте вам представить ту, что не нуждается в вашем представлении…»


- Барбара Лайонс, - тихо закончила я за голос, беря в руки микрофон. - Здравствуйте.


- Я не буду начинать свою речь с благодарностей, как это водится. Дорогие и любимые мной люди уже услышали их от меня лично, а выносить на широкую публику свои настоящие эмоции я не стану.

Я не буду говорить вам спасибо за то, что вы в этот нью-йоркский промозглый декабрьский вечер собрались здесь специально, чтобы услышать меня. Поскольку я не считаю свою речь настолько достойной внимания, чтобы заворачиваться в вечерние наряды, навешивая сверху респектабельность и достаток, предъявлять важному распорядителю приглашения, предварительно отстояв огромную очередь, долго устраиваться в креслах, - и все это вместо того, чтобы спокойно провести вечер дома вместе со всей семьей.

Я не буду рассказывать вам про свой жизненный путь в целом и путь творческий в частности. Оба они были грустны и тернисты, а делиться печалью с людьми, особенно в предрождественское время, мне не хочется вовсе.

Но вот что я точно буду делать, так это повторять из раза в раз, из книги в книгу и из сценария в сценарий слова самой простой и самой сложной, самой радостно принимаемой и ненавистно отталкиваемой, самой великой и самой незаметной потому Истины:


В мире нет ничего важнее Любви.


Любви человечной и земной. Мужчины к женщине, а женщины к мужчине. Любви настоящей, искренней и сильной, всепрощающей, всепонимающей, всеобъемлющей.


Важнее Любви ничего нет. И быть не может.


- А остальное..., что ж, - улыбнулась я оторопевшей от такой нахальной речи толпе, - остальное придет к вам само по себе.

- А любовь сама по себе не придет? - крикнул один уже успевший очухаться журналист.

- Никогда. Вы сами должны прийти к ней. Или не прийти. Что касается меня, я желаю вам только одного: сил и легкости ваших маленьких шагов на дороге к ней.



---



- А ведь они все-таки поняли, правда?

Он смеется, вытряхивая меня из заснеженного пальто и ласково прижимая к себе, - согревая мгновенно, точно сделанный глоток солнца.

- Куда же им деваться-то, Лися. Теперь, после услышанного, точно некуда.

Ступеньки доскрипывают под ногами. Шум стихает, отдаляясь все больше, и я тоже наконец понимаю : бояться ни на одну секунду всего только прошедшего спектакля со мной я не переставала. Ровно до того момента, пока не заметила его - стоящего в самом крайнем от сцены с трибуной углу и улыбающегося каждому сказанному слову; пришедшему, хотя вовсе не собирался, ждущему меня, хотя я вовсе не и не рассчитывала на то.

-Не бойся, -вдруг говорит он, - не бойся.